Дж. ЛОКК
ДВА ТРАКТАТА О ПРАВЛЕНИИ
КНИГА ВТОРАЯ
Глава II. О естественном
состоянии
4. Для правильного
понимания политической власти и определения источника ее возникновения мы
должны рассмотреть, в каком естественном состоянии находятся все люди, а это – состояние
полной свободы в отношении их действий и в отношении распоряжения своим
имуществом и личностью в соответствии с тем, что они считают подходящим для
себя в границах закона природы, не испрашивая разрешения у какого-либо другого
лица и не завися от чьей-либо воли.
Это также состояние равенства, при
котором вся власть и вся юрисдикция являются взаимными, – никто не имеет больше
другого. Нет ничего более очевидного, чем то, что существа одной и той же
породы и вида, при своем рождении без различия получая одинаковые природные преимущества
и используя одни и те же способности, должны также быть разными между собой без
какого-либо подчинения или подавления, если только господь и владыка их всех
каким-либо явным проявлением своей воли не поставит одного над другим и не
облечет его посредством явного и определенного назначения бесспорным правом на
господство и верховную власть.
5. Это природное равенство людей
рассудительный Гукер1
считает самоочевидным и неоспоримым настолько, что делает его основанием того
долга взаимной любви меж людьми, на котором он строит наши обязанности по
отношению друг к другу и откуда он производит великие принципы справедливости
и милосердия. Вот что он говорит: “Точно такое же естественное побуждение
привело людей к осознанию того, что их долгом в не меньшей степени
является и любить ближних, как самих себя; ибо, для того чтобы постигнуть вещи,
которые являются равными, необходимо всем обладать одной мерой; ведь если я не
могу не желать, чтобы каждый человек относился ко мне в той же мере хорошо, как
он хотел бы этого для самого себя, то как же могу я рассчитывать хотя бы в
какой-то степени удовлетворить это свое желание, если я сам не буду стараться
удовлетворить подобное же желание, которое возникает, несомненно, у других
людей, поскольку природа всех людей одинакова? Если им будет предложено
что-либо противоречащее этому желанию, то это, несомненно, во всех отношениях
огорчит их так же, как и меня; таким образом, если я творю зло, то я должен
приготовиться к страданиям, поскольку нет никакого основания, чтобы другие люди
проявили в отношении меня большую любовь, нежели я в отношении их;
следовательно, мое желание любви насколько возможно более сильной со стороны
равных мне по природе налагает на меня естественную обязанность питать в
отношении их подобное же по силе чувство; из этого отношения равенства между
нами и нам подобными естественный разум вывел для направления жизни несколько
правил и заповедей, известных каждому человеку”.
6. Но хотя это есть состояние свободы, это
тем не менее не состояние своеволия; хотя человек в этом состоянии
обладает неограниченной свободой распоряжаться своей личностью и собственностью,
у него нет свободы уничтожить себя или хотя бы какое-либо существо, находящееся
в его владении, за исключением тех случаев, когда это необходимо для более
благородного использования, чем простое его сохранение. Естественное состояние
имеет закон природы, которым оно управляется и который обязателен для каждого;
и разум, который является этим законом2,
учит всех людей, которые пожелают с ним считаться, что, поскольку все люди
равны и независимы, постольку ни один из них не должен наносить ущерб жизни,
здоровью, свободе или собственности другого; ибо все люди созданы одним
всемогущим и бесконечно мудрым творцом; все они – слуги одного верховного
владыки, посланы в мир по его приказу и по его делу; они являются собственностью
того, кто их сотворил, и существование их должно продолжаться до тех пор, пока
ему, а не им это угодно; и, обладая одинаковыми способностями и имея в общем
владении одну данную на всех природу, мы не можем предполагать, что среди нас
существует такое подчинение, которое дает нам право уничтожать друг
друга, как если бы мы были созданы для использования одного другим, подобно
тому как низшие породы существ созданы для нас. Каждый из нас, поскольку он обязан
сохранять себя и не оставлять самовольно свой пост, обязан по той же причине,
когда его жизни не угрожает опасность, насколько может, сохранять остальную
часть человечества и не должен, кроме как творя правосудие по отношению к
преступнику, ни лишать жизни, ни посягать на нее, равно как и на все, что
способствует сохранению жизни, свободы, здоровья, членов тела или собственности
другого.
7. И с тем чтобы удерживать всех людей от
посягательства на права других и от нанесения ущерба друг другу и соблюдать
закон природы, который требует мира и сохранения всего человечества, проведение
в жизнь закона природы в этом состоянии находится в руках каждого человека;
вследствие чего каждый обладает правом наказания нарушителей этого закона в
такой степени, в какой это может воспрепятствовать его нарушению. Ведь закон
природы оказался бы, как и все другие законы, касающиеся людей в этом мире,
бесполезным, если бы в этом естественном состоянии никто не обладал властью
проводить в жизнь этот закон и тем самым охранять невинных и обуздывать
нарушителей; и если в этом естественном состоянии каждый может наказывать другого
за любое содеянное тем зло, то каждый может так и поступать. Ибо в этом состоянии
полнейшего равенства, где, естественно, нет никакого превосходства и
юрисдикции одного над другим, то, что один может сделать во исполнение этого
закона, должен по необходимости иметь право сделать каждый.
8. Таким образом, в естественном состоянии один
человек приобретает какую-то власть над другим; однако все же не
полную или не деспотическую власть распоряжаться преступником, когда тот
оказывается в его руках, распоряжаться под влиянием вспышки страстей или безграничной
фантазии своей собственной воли, но только для возмездия ему в такой степени, в
какой это предписывают спокойный рассудок и совесть, чтобы это соответствовало
его нарушению, а именно настолько, чтобы это служило воздаянием и
острасткой; ибо только эти два повода служат основанием для того, чтобы
один человек законно причинил другому зло,– то, что мы называем наказанием. Преступая
закон природы, нарушитель тем самым заявляет о том, что он живет не по правилу разума
и общего равенства, которые являются мерилом, установленным богом для действий
людей ради их взаимной безопасности, а по другому правилу; и, таким образом, он
становится опасен для человечества, и те узы, которые охраняют людей от ущерба
и насилия, ослаблены и нарушены им, что является преступлением в отношении
всего рода человеческого, его мира и безопасности, предусмотренных законом
природы. В силу этого каждый человек благодаря тому праву, которым он обладает
для сохранения человечества вообще, может сдерживать или при необходимости уничтожать
вредные для людей вещи и, таким образом, может причинять зло всякому, кто
преступил этот закон, в такой мере, чтобы заставить его раскаяться в содеянном
и тем самым удержать его, а на его примере и других от подобных злодеяний. И в
этом случае и по этой причине каждый человек имеет право наказать
преступника и быть исполнителем закона природы.
9. Я не сомневаюсь в том, что это покажется
весьма странной доктриной для некоторых людей; но прежде чем они осудят ее, я
бы хотел, чтобы они разъяснили мне, по какому праву какой-либо владыка или
государство могут приговаривать к смерти или наказывать чужеземца за
любое преступление, совершенное им в их стране. Несомненно, что их законы,
основанные на санкции, полученной в виде выраженной воли законодательного
собрания, не распространяются на чужестранца. Они ему ничего не говорят, а если
бы даже и говорили, то он не обязан их слушать. Законодательный орган,
благодаря которому они повелевают подданными этого государства, не имеет власти
над ним. Те, кто обладает верховной властью издавать законы в Англии, Франции
или Голландии, для индейца таковы же, как и весь остальной мир,– люди, не
облеченные властью. И следовательно, если по закону природы каждый человек не
обладает властью наказывать за нарушения этого закона в тех случаях, когда во
здравом размышлении обстоятельства этого требуют, то я не вижу, каким образом
судьи какого-либо общества могут наказывать чужеземца из другой страны,
поскольку в отношении него они обладают не большей властью, чем каждый человек
естественно обладает ею в отношении другого.
10. Помимо преступления, заключающегося в
нарушении закона и в отходе от справедливого правления разума, когда человек
заявляет об отказе от принципов человеческой природы и становится вредным
существом, встречается также обычное нанесение ущерба тому или другому лицу,
и какому-либо человеку наносится вред в силу этого нарушения. В этом случае
тот, кому нанесен ущерб, обладает помимо права наказания, имеющегося у него,
как и у всех других людей, еще особым правом искать возмещения у того,
кто причинил ему вред. И любое другое лицо, которое считает это справедливым,
может также присоединиться к потерпевшему и помогать ему получить обратно от
преступника столько, сколько нужно, чтобы возместить понесенный ущерб.
11. Из-за того, что существуют эти два
отдельных права (одно заключается в каре за преступление для
острастки и для предотвращения подобных нарушений; этим правом наказания
обладает каждый; другое право заключается во взимании возмещения, которым
обладает только потерпевшая сторона), случается так, что судья, который, будучи
судьей, обладает общим правом наказания, вложенным в его руки, может часто,
когда общественное благо не требует исполнения закона, отменить наказание
за преступные деяния своей собственной властью; но тем не менее он не может освободить
от обязанности дать удовлетворение, которое должно получить любое частное
лицо за понесенный им ущерб. Тот, кто понес ущерб, обладает правом требовать
его [удовлетворения] от своего собственного имени, и только он может от него освободить.
Потерпевший обладает этой властью воспользоваться собственностью или
услугами преступившего закон по праву самосохранения, подобно тому как
каждый человек властен наказать за преступление, чтобы воспрепятствовать его
повторному совершению, по имеющемуся у него праву сохранения всего человечества
и совершения всех разумных деяний, какие он может, для достижения этой
цели. И таким образом, оказывается, что каждый человек в естественном состоянии
обладает властью убить убийцу как для того, чтобы посредством примера,
показывающего, какое наказание следует за это со стороны каждого, удержать
остальных от подобного преступления, которое нельзя ничем возместить, а также и
для того, чтобы обезопасить людей от покушений преступника, который, отрекшись
от рассудка, общего правила и мерила, данного богом человечеству, сам
посредством несправедливого насилия и совершенного им убийства одного человека
объявил войну всему человечеству; и следовательно, его можно уничтожить как льва
или тигра, одного из тех диких кровожадных зверей, с которыми люди
не могут иметь ни совместной жизни, ни безопасности. И на этом основан великий
закон природы: “Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою
человека”3.
И Каин настолько был убежден в том, что каждый обладает правом уничтожить
такого преступника, что после убийства своего брата он восклицает: “Всякий, кто
встретится со мною, убьет меня”4,
настолько ясно было это запечатлено в сердцах всего человечества.
12. По этой же причине человек в
естественном состоянии может наказывать и за меньшие нарушения этого
закона. Возможно, будет задан вопрос: наказывать смертью? Я отвечу, что каждое
нарушение может быть наказано до такой степени и с такой строгостью, чтобы
это было невыгодно для преступника, дало ему повод для раскаяния и устрашило
других, побудив их воздержаться от подобных поступков. Каждое преступление,
которое может быть совершено в естественном состоянии, может быть в
естественном состоянии также равным образом наказано, притом в таком же
размере, как и в государстве. Хотя сейчас в мою задачу не входит вдаваться
здесь в подробности закона природы или в вытекающие из него меры наказания, все
же несомненно, что такой закон существует и он так же понятен и ясен разумному
существу и исследователю этого закона, как действующие законы государств; нет,
пожалуй, еще яснее, поскольку разум легче понять, чем причуды и запутанные
измышления людей, преследующих противоречивые и скрытые интересы, облеченные в
слова; ведь действительно именно таковы в своей большой части гражданские
законы стран, которые справедливы лишь настолько, насколько они
основываются на законе природы, посредством которого они должны регулироваться
и истолковываться.
13. На эту необычную доктрину, а именно что
в естественном состоянии каждый обладает исполнительной властью, вытекающей
из закона природы, последуют, я не сомневаюсь, возражения, что неразумно, чтобы
люди сами были судьями в своих собственных делах, что себялюбие сделает людей
пристрастными к себе и к своим друзьям и что, с другой стороны, дурной
характер, страсть и мстительность заведут их слишком далеко при наказании
других, а отсюда не последует ничего, кроме смятения и беспорядка, и что
поэтому бог, несомненно, установил правление как таковое для ограничения
пристрастности и насилия со стороны людей. Я легко допускаю, что гражданское
правление является подходящим средством, избавляющим от неудобств естественного
состояния, а неудобства эти, несомненно, должны быть огромными, когда люди оказываются
судьями в своих собственных делах; ведь нетрудно себе представить, что тот, кто
был настолько несправедлив, что нанес ущерб своему брату, вряд ли будет
настолько справедлив, чтобы осудить за это самого себя. Но я бы хотел, чтобы
те, кто выдвигает это возражение, помнили, что абсолютные монархии всего
лишь люди, и если правление должно быть средством, избавляющим от тех зол,
которые неизбежно возникают, когда люди оказываются судьями в своих собственных
делах, и естественное состояние, поэтому нетерпимо, то я хочу знать, что это за
правление и насколько оно лучше естественного состояния, когда один человек,
повелевая множеством людей, волен быть судьей в своем собственном деле, и может
поступать в отношении всех своих подданных, как ему заблагорассудится, причем
никто не имеет ни малейшего права ставить под сомнение правоту или проверять
тех, кто осуществляет его прихоть? И во всем, что бы он ни делал, поступая по
рассудку, по ошибке или по страсти, ему должны подчиняться? А ведь в
естественном состоянии, где люди не должны покоряться несправедливой воле
другого, положение обстоит гораздо лучше; и если тот, кто судит, судит ошибочно
в своем или в каком-либо другом деле, то он отвечает за это перед остальным
человечеством.
14. Часто выдвигают в качестве сильнейшего
возражения вопрос: “Где находятся или когда-либо находились люди в таком
естественном состоянии?” На это в настоящее время достаточно ответить, что
поскольку все государи и правители независимых государств во всем
мире находятся в естественном состоянии, то совершение очевидно, что никогда не
было и даже не будет такого положения, когда множество людей в мире не
находилось бы в этом состоянии. Я назвал всех правителей независимых сообществ
безразлично к тому, находятся они или нет в союзе с другими; дело в том, что не
всякое соглашение кладет конец естественному состоянию между людьми, но только
то, когда люди взаимно соглашаются вступить в единое сообщество и создать одно
политическое тело; люди могут давать друг другу обязательства и заключать
другие соглашения и все же оставаться по-прежнему в естественном состоянии.
Обещания и сделки, связанные с обменом между двумя людьми на необитаемом
острове, или между швейцарцем и индейцем в лесах Америки,
обязательны для них, хотя они всецело находятся в естественном состоянии по
отношению друг к другу, ибо правдивость и выполнение обещаний свойственны людям
как людям, а не как членам общества.
15. Тем же, кто утверждает, что никакие
люди никогда не находились в естественном состоянии, я буду возражать: Законы,
о которых до сих пор упоминалось, т. е. законы природы, связывают людей полностью
именно как людей, хотя они никогда не имели какого-либо установившегося
содружества, никогда не имели торжественного соглашения между собой о том, что
делать или чего не делать; но поскольку мы сами по себе не в состоянии
обеспечить себя достаточным количеством вещей, необходимых для такой жизни, к
которой стремится наша природа, – жизни, соответствующей человеческому
достоинству, то, чтобы восполнить эти недостатки и несовершенства, которые
свойственны нам, когда мы живем порознь и исключительно сами по себе, мы,
естественно, склонны искать общения и товарищества с другими. Это было причиной
того, что люди сначала объединились в политические общества. Но помимо того, я
утверждаю, что все люди естественно находятся в этом состоянии и остаются в нем
до тех пор, пока по своему собственному согласию они не становятся членами какого-либо
политического общества.
КНИГА ВТОРАЯ
Глава VII. О политическом или
гражданском обществе
77. Бог создал человека таким существом,
что, по господнему решению, нехорошо было быть ему одиноким, и, положив
необходимость, удобства и склонности могучими побудительными силами, которым
должен был подчиниться человек, он заставил его искать общества, равно
как и снабдил его разумом и языком, дабы тот мог поддерживать его и наслаждаться
им. Первое общество состояло из мужа и жены, что дало начало обществу,
состоящему из родителей и детей; к этому с течением времени добавилось общество
из хозяина и слуги. И хотя все они могли, как это обычно и происходило,
сочетаться и образовывать одну общую семью, в которой хозяин или хозяйка
обладали в некотором роде правом правления, свойственным семье, однако ни одно
из этих обществ и все они вместе не являлись политическим обществом, как
мы увидим, если рассмотрим различные цели, связи и границы каждого из них.
78. Брачное сообщество образуется
посредством добровольного соглашения между мужчиной и женщиной; и хотя оно
преимущественно сводится к соединению и к праву каждого супруга на тело
другого, поскольку это необходимо для основной цели – произведения потомства,
оно вместе с тем влечет за собой взаимную поддержку и помощь, а также общность
интересов, поскольку им необходимо не только объединить свою заботу и
привязанность, но также обеспечить общее потомство, которое имеет право на
пропитание и поддержку с их стороны до тех пор, пока не будет в состоянии само
о себе заботиться.
79. Ведь целью союза между мужчиной и
женщиной является не просто порождение потомства, но продолжение рода; этот
союз между мужчиной и женщиной должен продолжаться даже и после рождения
потомства столь долго, сколь это необходимо для пропитания и поддержки детей,
которых обязаны содержать те, кто их произвел, до того возраста, пока дети не
будут в состоянии обходиться без посторонней помощи и сами о себе заботиться.
Мы видим, что этому закону, который установил бесконечно мудрый творец для
творений рук своих, неизменно повинуются низшие существа. У тех живородящих
существ, которые питаются травой, союз между самцом и самкой длится не
дольше, чем сам половой акт, потому что сосцы самки в состоянии прокормить
детеныша до того момента, пока он сможет питаться травой, и самец только
осуществляет зачатие, но не заботится ни о самке, ни о детеныше, для
поддержания которых он ничего не в состоянии дать. Но у хищных животных союз длится
дольше, так как самка не в состоянии полностью содержать себя и питать свое
многочисленное потомство исключительно своей добычей; это более трудный, равно
как и более опасный, способ существования, чем питание травой; поддержка самца
необходима для содержания их общей семьи, члены которой не могут сами содержать
себя до того, как они будут в состоянии сами ходить на добычу, следовательно,
здесь необходима общая забота самца и самки. То же самое наблюдается и у всех
птиц (за исключением некоторых домашних птиц, где изобилие пищи дает
возможность петуху не кормить потомство и не заботиться о нем), птенцы которых
нуждаются в пище, находясь в гнезде, и самец и самка продолжают находиться в
союзе до тех пор, пока птенцы не научатся летать и не смогут сами заботиться о
своем пропитании.
80. И в этом заключается основная, если не
единственная, причина того, что у людей самец и самка связаны более
длительным союзом, чем у других существ, а именно потому, что самка способна
зачать, и de facto снова
обычно бывает беременна, и приносит новое потомство задолго до того, как
предыдущий ребенок перестает нуждаться в поддержке и помощи своих родителей и будет
в состоянии сам о себе заботиться; он все еще нуждается в помощи, которую ему
обязаны оказывать его родители. Вследствие этого отец, который обязан
заботиться о тех, кого он зачал, должен находиться в брачном союзе с той же
женщиной дольше, чем другие существа, потомство которых может само заботиться о
себе раньше, чем снова наступает период деторождения, и брачная связь которых
распадается сама собой и они свободны до тех пор, пока Гименей16
в свое обычное ежегодное время снова не призовет их выбирать новых супругов и
подруг. При этом нельзя не восхищаться мудростью великого творца, который
наделил человека даром предвидения и способностью запасать на будущее, равно
как и обеспечивать настоящие нужды, и сделал необходимым, чтобы общество
мужчины и женщины было более длительным, чем самца и самки у других
существ; так, чтобы их трудолюбие поощрялось и чтобы их интересы были лучше
соединены на предмет обеспечения всем необходимым и создания запасов для их
общего потомства, которому сильно повредили бы беспорядочные связи или легкое и
частое расторжение брачного союза.
81. Но хотя человечество связано
этими обязательствами, которые делают брачные узы более прочными и более
длительными у человека, чем у других видов животных, все же имеется повод для
вопроса: почему это соглашение, при котором обеспечено производство и
воспитание потомства и наследование, нельзя сделать ограниченным – либо в
зависимости от согласия, либо на определенное время, либо при определенных
условиях, подобно любым другим добровольным соглашениям? Ведь в самой природе
вещи, равно как и для ее цели, нет необходимости, чтобы это было всегда
пожизненным. Я имею в виду тех, кто не подвержен ограничениям какого-либо положительного
закона, предписывающего, чтобы все подобные договоры были вечными.
82. Но так как муж и жена, хотя они и имеют
одну общую заботу, все же думают по-разному, то они неизбежно иногда будут
проявлять и различную волю; поскольку необходимо, чтобы окончательное решение, i. е. руководство, было возложено на кого-либо, то оно,
естественно, падает на долю мужчины как более способного и более сильного. Но
это распространяется только на то, что относится к их общим интересам и
собственности, и оставляет жене полное и свободное владение тем, что по
договору составляет ее особое право, и дает мужу не большую власть над ее
жизнью, чем она имеет над его жизнью. Власть мужа настолько далека от
власти абсолютного монарха, что жена во многих случаях свободна
разойтись с ним, когда естественное право или их договор допускают это,
независимо от того, был ли этот договор заключен ими самими в естественном состоянии
или по обычаям и законам страны, в которой они живут; и дети в случае такого
раздельного жительства отходят к отцу или матери в соответствии с тем, что
предписывает договор.
83. Так как все цели брака могут
быть осуществлены при политическом правлении, равно как и в естественном
состоянии, то гражданский правитель не умаляет ни права, ни власти каждого из
тех, кто, естественно, необходим для этих целей, для произведения потомства и
для взаимной поддержки и помощи, пока они находятся вместе, но только разрешает
любой спор, который может возникнуть между мужем и женой по этому поводу. Если
бы дело обстояло иначе и абсолютное главенство и власть над жизнью и
смертью, естественно, принадлежали мужу и были бы необходимы для общества
мужа и жены, то не могло бы быть брака ни в одной из тех стран, где мужу не
дана такая абсолютная власть. Но цели брака не требуют, чтобы муж был облечен такой
властью, и условие брачного сообщества не дает ему ее, поскольку в ней в
данной ситуации нет никакой необходимости. Брачное сообщество может
существовать и достигать своих целей без этого; ведь общность имущества и право
распоряжаться им, взаимная помощь и поддержка и все прочее, относящееся к брачному
сообществу, могут изменяться и регулироваться тем договором, который
соединяет мужчину а женщину в это сообщество в той мере, в какой это связано с
произведением на свет потомства и воспитанием детей до тех пор, пока они не
станут самостоятельными; ничто не является необходимым ни для какого общества,
если это не необходимо для тех целей, ради которых данное общество создано.
85. Хозяин и слуга – эти
названия так же стары, как и история, но они относятся к людям, находящимся в
совершенно различных условиях; так, например, свободный человек делает себя слугой
другого, продав ему на некоторое время те услуги, которые он обязуется
выполнять взамен той платы, которую он получит; и хотя это обычно связано с
тем, что он входит в семью своего хозяина и подчиняется установленному там
порядку, но, тем не менее, это дает хозяину только временную власть над ним,
причем не превышающую то, что содержится в заключенном между ними договоре. Но
существует другой род слуг, которых мы называем особым именем рабы: это
пленные, взятые в войне, и по естественному праву они находятся в абсолютном
подчинении и под властью своих хозяев. Эти люди, как я сказал, утратили право
на свою жизнь и вместе с этим свою свободу и потеряли свое имущество; и,
находясь в состоянии рабства, они не могут иметь какой-либо
собственности; следовательно, в этом состоянии их нельзя считать какой-либо
частью гражданского общества, главной целью которого является сохранение
собственности.
86. Теперь мы рассмотрим главу семьи со
всеми этими подчиненными и родней – женой, детьми, слугами и рабами, которые
объединены под домашним правлением; все это, как бы оно ни было похоже по
своему порядку, обязанностям на небольшое государство, все же весьма далеко от
него как по устройству, власти, так и по цели; или же, если что рассматривать
как монархию, a главу семьи – как абсолютного монарха,
то подобная абсолютная монархия будет обладать очень неустойчивой и
кратковременной властью, поскольку уже ясно из вышеизложенного, что глава
семьи обладает весьма определенной и по-разному ограниченной как в
отношении времени, так и в отношении размера властью над теми несколькими
лицами, которые составляют эту семью; ведь если не считать рабов, то он не
обладает законодательной властью над жизнью и смертью никого из них и вообще не
имеет никакой власти, которой бы не могла обладать в семье и хозяйка.
87. Человек
рождается, как было уже доказано, имея право на полную свободу и неограниченное
пользование всеми правами и привилегиями естественного закона в такой же мере,
как всякий другой человек или любые другие люди в мире, и он по природе
обладает властью не только охранять свою собственность, т. е. свою жизнь,
свободу и имущество, от повреждений и нападений со стороны других людей, но
также судить и наказывать за нарушение этого закона других, как того
заслуживает, по его убеждению, данное преступление, даже смертью, в тех
случаях, когда гнусность поступка, по его мнению, этого требует. Но поскольку ни одно политическое общество не
может ни быть, ни существовать, не обладая само правом охранять собственность и
в этих целях наказывать преступления всех членов этого общества, то политическое
общество налицо там, и только там, где каждый из его членов отказался от
этой естественной власти, передав ее в руки общества во всех случаях, которые
не препятствуют ему обращаться за защитой к закону, установленному этим
обществом. И таким образом, всякий частный суд каждого отдельного члена
исключается, и общество становится третейским судьей, устанавливая постоянные
правила, беспристрастные и одни и те же для всех сторон, и с помощью людей,
получивших от общества полномочия проводить в жизнь эти правила, разрешает все
разногласия, которые могут возникнуть между любыми членами этого общества в
отношении всякого правового вопроса, равно как и наказывает те преступления,
которые любой член общества совершил по отношению к обществу, такими карами,
которые установлены законом. Вследствие этого легко различить, кто находится и
кто не находится вместе в политическом обществе. Те, кто объединены в
одно целое и имеют общий установленный закон и суд, куда можно обращаться и
который наделен властью разрешать споры между ними и наказывать преступников, находятся
в гражданском обществе; но те, кто не имеют такого общего суда, я
имею в виду – на земле, все еще находятся в естественном состоянии, при котором
каждый, когда нет никого другого, сам является судьей и палачом, а это, как я
уже показал, и есть совершенное естественное состояние.
88. Таким образом, государство получает
власть устанавливать, какое наказание должно полагаться за различные нарушения,
совершенные членами этого общества, и какие нарушения того заслуживают, (это
есть законодательная власть), так же как оно обладает властью наказывать
за ущерб, нанесенный любому из его членов любым из тех, кто не входит в это
общество (это власть решать вопросы войны и мира), и все
это для сохранения собственности всех членов общества, насколько это возможно.
Но хотя каждый человек, вступивший в гражданское общество и ставший членом
какого-либо государства, тем самым отказался от своей власти наказывать
преступления против закона природы и осуществлять свое собственное частное
правосудие, все же вместе с правом судить за преступления, которое он передал
законодательной власти, он дал право государству употреблять его силу для
исполнения приговоров государства в тех случаях, когда его к этому призовут:
ведь эти приговоры являются его собственными, так как они вынесены им самим или
его представителями. И здесь мы имеем первоначало законодательной и исполнительной
власти гражданского общества, которой надлежит определять на основании
постоянных законов, в какой мере должны наказываться преступления, когда они
совершены внутри государства, а также определять в какой мере должен
возмещаться ущерб, нанесенный извне, и в обоих этих случаях употреблять силу
всех членов общества, когда это потребуется.
89. Следовательно, когда какое-либо число
людей так объединено в одно общество, что каждый из них отказывается от своей
исполнительной власти, присущей ему по закону природы, и передает ее обществу,
то тогда, и только тогда, существует политическое, или гражданское, общество.
И это происходит, когда какое-либо число людей, находящихся в естественном
состоянии, вступает в общество, чтобы составить один народ, одно политическое
тело под властью одного верховного правительства, или когда кто-либо
присоединяется к ним и принимается в какое-либо уже существующее государство.
Тем самым он уполномочивает общество или, что все равно, его законодательную
власть создавать для него законы, каких будет требовать общественное благо; он
должен способствовать исполнению этих законов (как своим собственным
установлениям). И это переносит людей из естественного состояния в
государство, поскольку на земле появляется судья, имеющий власть разрешать
все споры и возмещать любой ущерб, который может быть нанесен любому члену
государства; этим судьей является законодательная власть или назначенное ею
должностное лицо. В тех же случаях, когда есть какое-то число людей, хотя бы и
связанных между собой, но не имеющих такой принимающей решения власти, к
которой они могли бы обратиться, они все еще находятся в естественном
состоянии.
90. Отсюда очевидно, что абсолютная
монархия, которую некоторые считают единственной формой правления в мире,
на самом деле несовместима с гражданским обществом и, следовательно, не
может вообще быть формой гражданского правления. Ведь цель гражданского общества
состоит в том, чтобы избегать и возмещать те неудобства естественного
состояния, которые неизбежно возникают из того, что каждый человек является
судьей в своем собственном деле. Это достигается путем установления известного
органа власти, куда каждый член этого общества может обратиться, понеся
какой-либо ущерб или в случае любого возникшего спора, и этому органу должен
повиноваться каждый член этого общества*.
В тех случаях, когда существуют какие-либо лица, не имеющие такого органа, к
которому они могли бы обратиться для разрешения каких-либо разногласий между
ними, эти лица все еще находятся в естественном состоянии. И в таком состоянии
находится каждый абсолютный государь в отношении тех, кто ему подвластен.
91. Ведь предполагается, что он, и только
он, обладает всей, и законодательной и исполнительной, властью и нельзя найти
никакого судьи, не к кому обратиться, кто бы мог справедливо и беспристрастно
решить дело, обладая необходимыми полномочиями, и от чьего решения можно было
бы ожидать помощи и возмещения любого ущерба и неудобства, которые можно претерпеть
от самого государя или по его приказу. И таким образом, подобный человек, как
бы он ни назывался – царь, или владетельный сеньор, или еще
как-нибудь, в такой же степени находится в естественном состоянии по
отношению ко всем, кто ему подвластен, как и по отношению ко всему остальному
человечеству. Ведь во всех случаях, когда имеются два каких-либо человека, у
которых нет ни постоянного правила, ни общего судьи, к которому они могли бы
обратиться на земле для решения их споров о том, кто из них прав, они все еще
находятся в естественном состоянии**
и испытывают все неудобства этого с одной лишь прискорбной разницей для подданного
или, скорее, раба абсолютного повелителя; в обычном естественном состоянии он
волен сам судить о своем праве и поддерживать его, насколько в его силах;
теперь же, когда его собственностью распоряжается воля и каприз его монарха,
ему не только некуда обратиться, как это следует делать тем, кто живет в
обществе, но он лишен свободы судить о своем праве или защищать его, как если
бы он стоял на ступень ниже обычного состояния разумных существ; и, таким
образом, он подвержен всем бедствиям и неудобствам, которых может опасаться
человек от того, кто, находясь в ничем не ограниченном естественном состоянии,
еще и развращен лестью и облечен властью.
93. В самом деле, в абсолютных
монархиях, так же как и при других формах правления, подданные имеют право
обращаться к закону, а судьи вольны разрешать любые споры и сдерживать любое
насилие, которое может проявиться среди самих подданных. Подобное положение всякий
считает необходимым и верит, что тот, кто решит уничтожить его, будет
отъявленным врагом общества и человечества. Но происходит ли это от подлинной
любви к человечеству и к обществу и от того милосердия, которое мы должны
проявлять друг к другу, – в этом можно сомневаться; ведь это не больше, чем то,
что каждый человек, который любит свое могущество, выгоду или величие, может и,
естественно, должен делать, – не давать вредить друг другу или уничтожать друг
друга тем животным, которые трудятся и надрываются только ради его удовольствия
и выгоды; и поэтому о них заботятся не из любви, которую хозяин якобы к ним
питает, но из любви хозяина к самому себе и ради той выгоды, которую они ему
приносят. Ведь стоит только спросить, какая защита, какое ограждение существует
в подобном состоянии против насилия и угнетения со стороны этого абсолютного
владыки? Самый вопрос уже вряд ли является допустимым. Они готовы ответить
вам, что за самую просьбу о безопасности полагается смерть. Между подданным и
подданным, согласятся они, должны существовать правила, законы и судьи ради их
взаимного мира и безопасности. Но во всем, что касается правителя, он
должен быть абсолютным, и он выше всех подобных обстоятельств; поскольку
он обладает властью причинять больший ущерб и творить больше зла, то, когда он
это делает, это справедливо. Если вы спросите, как можно защититься от вреда
или ущерба с той стороны, откуда творит их эта самая сильная десница, то это
сочтут голосом крамолы и мятежа. Как будто бы люди, оставив естественное
состояние и вступив в общество, согласились, что все, кроме одного, должны
удерживаться законами, но что он, этот один, должен по-прежнему сохранять всю
свободу естественного состояния, увеличившуюся вместе с властью и
превратившуюся в распущенность вследствие безнаказанности. Это все равно что думать,
будто люди настолько глупы, что они стараются избежать вреда от хорьков или
лис, но довольны и даже считают себя в безопасности, когда их пожирают львы.
94. Но что бы ни болтали льстецы с целью
отвлечь умы людей, это не мешает людям чувствовать; и когда они замечают, что
какой-либо человек, независимо от того, какое положение он занимает, вышел из
границ гражданского общества, в котором они живут, и что им не к кому обратиться
на земле за защитой от того зла, которое он им может причинить, то они начинают
думать, что сами находятся в естественном состоянии по отношению к тому
человеку, который, как они считают, находится в таком состоянии, и стараются
так скоро, как только могут, обрести ту безопасность и защиту в гражданском
обществе, для которых оно было первоначально учреждено и ради которых
только они в него вступили. И поэтому, хотя, возможно, вначале (как будет
показано более подробно в дальнейшей части этого рассуждения) какой-то один
добродетельный и превосходный человек, выделившийся среди остальных, из
уважения к его хорошим качествам и добродетелям как к своего рода естественному
авторитету был отмечен тем, что бразды правления, равно как и вынесение решений
по их спорам, по молчаливому согласию перешли в его руки без каких-либо иных
мер предосторожности, кроме уверенности в его справедливости и мудрости, все же
когда время, придающее авторитет и (как пытаются убеждать нас некоторые)
святость обычаям, которые возникли благодаря небрежности и простодушной
непредусмотрительности первых веков, породило преемников иного склада, то народ
нашел, что его собственность не находится в безопасности при том правлении,
какое было (в то время как правление не имеет иной цели, кроме сохранения
собственности), и что он не мог пользоваться ни безопасностью, ни покоем, ни
считать, что живет в гражданском обществе, до тех пор пока законодательная
власть не была отдана в руки коллективного органа, который можно называть
сенатом, парламентом или как угодно*.
Благодаря этому каждое отдельное лицо стало наравне с другими, самыми
ничтожными людьми подданным тех законов, которые оно само как член
законодательного органа установило; точно так же никто не мог по своей
собственной власти избегнуть силы закона после того, как этот закон был создан.
Не мог никто также под предлогом превосходства просить об исключении для
собственных нарушений или для нарушений, совершенных кем-либо из его близких!
Но и для одного человека, находящегося в гражданском обществе, не может быть
сделано исключения из законов этого общества**.
Ведь если какой-либо человек может делать все, что ему заблагорассудится, и на
земле не будет места, куда можно было бы обратиться для исправления
причиненного им зла или для защиты от него, то, спрашиваю я, не будет ли такой
человек все еще полностью в естественном состоянии; но тем самым он не может
быть ни частью, ни членом этого гражданского общества, если только
кто-либо не станет утверждать, что естественное состояние и гражданское
общество – это одно и то же; но до сих пор я еще не нашел ни одного столь
страстного приверженца анархии, который бы стал на этом настаивать.
КНИГА
ВТОРАЯ
Глава IX. О целях политического
общества и правления
123. Если
человек в естественном состоянии так свободен, как об этом говорилось, если он
абсолютный господин своей собственной личности и владений, равный самым великим
людям и никому не подчиненный, то почему расстается он со своей свободой,
почему отказывается он от этой империи и подчиняет себя власти и руководству
какой-то другой силы? На это напрашивается самый очевидный ответ, что хотя в
естественном состоянии он обладает подобным правом, но все же пользование им
весьма ненадежно и ему постоянно угрожает посягательство других. Ведь,
поскольку все являются властителями в такой же степени, как и он сам, поскольку
каждый человек ему равен, а большая часть людей не особенно строго соблюдает
равенство и справедливость, постольку пользование собственностью, которую он
имеет в этом состоянии, весьма небезопасно, весьма ненадежно. Это побуждает его
с готовностью отказаться от такого состояния, которое хотя и является
свободным, но полно страхов и непрерывных опасений; и не без причины он разыскивает
и готов присоединиться к обществу тех, кто уже объединился или собирается
объединиться ради взаимного сохранения своих жизней, свобод и владений,
что я называю общим именем “собственность”.
124.
Поэтому-то великой и главной целью объединения людей в государства и
передачи ими себя под власть правительства является сохранение их
собственности. А для этого в естественном состоянии не хватает многого.
Во-первых, не
хватает установленного, определенного, известного закона, который
был бы признан и допущен по общему согласию в качестве нормы справедливости и
несправедливости и служил бы тем общим мерилом, при помощи которого разрешались
бы между ними все споры. Ведь хотя закон природы ясен и понятен всем разумным
существам, однако люди руководствуются своими интересами, к тому же они его не
знают, так как не изучали, и поэтому не склонны признавать его в качестве
закона, обязательного для них в применении к их конкретным делам.
125. Во-вторых,
в естественном состоянии не хватает знающего и беспристрастного судьи, который
обладал бы властью разрешать все затруднения в соответствии с установленным
законом. Ибо каждый в этом состоянии является одновременно и судьей, и
исполнителем закона природы, а люди пристрастны к себе, и страсть и месть могут
завести их слишком далеко и заставить проявить слишком большую горячность в тех
случаях, когда дело касается их самих; точно так же небрежность и безразличие
могут сделать их слишком невнимательными к делам других людей.
126. В-третьих,
в естественном состоянии часто недостает силы, которая могла бы
подкрепить и поддержать справедливый приговор и привести его в исполнение.
Те, кто совершает какую-либо несправедливость, вряд ли удержатся от того,
чтобы силой настоять на своем, когда они в состоянии это сделать: подобное
сопротивление часто делает наказание опасным и нередко гибельным для тех, кто
пытается его осуществить.
127. Таким
образом, люди, несмотря на все преимущества естественного состояния, находятся
в скверных условиях, пока они в нем пребывают, и быстро вовлекаются в общество.
Вот почему получается так, что мы редко видим, чтобы какое-либо количество
людей сколько-нибудь длительное время жило вместе в этом состоянии. Неудобства,
которым они при этом подвергаются в результате беспорядочного и ненадежного
применения власти, которой обладает каждый человек для наказания проступков
других, вынуждают их искать убежища под сенью установленных правительством
законов, и здесь они стремятся найти сохранение своей собственности. Именно
это побуждает их столь охотно отказываться от того индивидуального права на
наказание, которым обладает каждый, для того чтобы оно осуществлялось только
тем из них, кто будет назначен на это, и посредством тех законов, о которых
согласятся сообщество или уполномоченные на то лица. И вот это-то и является
первоначальным правом и источником как законодательной, так и исполнительной
власти, а равно и самых правительств и обществ.
128. Ведь в
естественном состоянии, не говоря о свободе, которой человек обладает для невинных
развлечений, он обладает двумя видами власти.
Во-первых, это
власть делать то, что он считает необходимым для сохранения себя и других в
рамках закона природы. По этому закону он и все остальное человечество
представляют собой одно сообщество, составляют единое общество, отличное от
всех других творений. И если бы не разложение и порочность выродившихся людей,
то не требовалось бы никакого другого; не было бы необходимости, чтобы люди
отделялись от этого великого и естественного сообщества и посредством
положительных соглашений составляли ряд меньших отдельных объединений.
Другая власть, которой обладает человек в
естественном состоянии, – это власть наказывать за преступления, совершенные
против данного закона. От обоих этих видов власти он отказывается, когда
присоединяется к частному, если я могу так выразиться, или отдельному политическому
обществу и вступает в какое-либо государство, отделенное от остального
человечества.
129. От
первой власти, т.е. от власти. совершить все, что он считает
необходимым для сохранения себя и остальной части человечества, он
отказывается ради того, чтобы это регулировалось законами, созданными
обществом, в той мере, в какой этого потребует сохранение его самого и остальной
части этого общества; а эти законы общества во многих отношениях ограничивают
ту свободу, которую он имел по закону природы.
130. Во-вторых,
от власти наказывать он отказывается полностью и употребляет свою естественную
силу (которую он до того мог использовать для исполнения закона природы по
своему собственному единоличному решению, когда считал это необходимым) для
оказания помощи исполнительной власти общества в той мере, в какой этого
потребует закон. Ведь, находясь теперь в новом состоянии, в котором он будет
пользоваться многими благами благодаря труду, помощи и обществу других членов
того же сообщества, равно как и защитой всей его силы, он должен также
расстаться в такой же мере со своей естественной свободой ради обеспечения
себя, в какой этого потребуют благо, процветание и безопасность общества; это
не только необходимо, но и справедливо, поскольку остальные члены общества
поступают подобным же образом.
131. Но
хотя люди, когда они вступают в общество, отказываются от равенства, свободы и
исполнительной власти, которыми они обладали в естественном состоянии, и
передают их в руки общества, с тем чтобы в дальнейшем этим располагала
законодательная власть в той мере, в какой этого будет требовать благо
общества, все же это делается каждым лишь с намерением как можно лучше
сохранить себя, свою свободу и собственность (ведь нельзя предполагать, чтобы
какое-либо разумное существо сознательно изменило свое состояние на худшее).
Власть общества или созданного людьми законодательного органа никогда
ни может простираться далее, нежели это необходимо для общего блага; эта
власть обязана охранять собственность каждого, не допуская тех трех неудобств,
о которых говорилось выше и которые делали естественное состояние столь
небезопасным и ненадежным. И кто бы ни обладал законодательной или верховной
властью в любом государстве, он обязан править согласно установленным постоянным
законам, провозглашенным народом и известным народу, а не путем
импровизированных указов; править с помощью беспристрастных и справедливых
судей, которые должны разрешать споры посредством этих законов, и
применять силу сообщества в стране только при выполнении таких законов, а
за рубежом – для предотвращения вреда или для получения возмещения за него и
для охраны сообщества от вторжений и захватов. И все это должно осуществляться
ни для какой иной цели, но только в интересах мира, безопасности и
общественного блага народа.