ПОЛИТИКО-ФИЛОСОФСКИЕ ТРАКТАТЫ ЦИЦЕРОНА
(“О государстве” и “О законах”)

Все теории государства в древности, как это было однажды справедливо и остроумно отмечено, развивались, по существу, в довольно ограниченных пределах между двумя вопросами: о государственных формах и о лучшей из этих форм. Ответом на эти вопросы, как бы венчающим развитие политико-философских воззрений, было учение о смешанной форме государственного устройства. Проникновение этого учения в Рим, несомненно, связано с усилением эллинистических влияний. В греческой философии идея смешанного государственного устройства разрабатывалась еще до Платона и Аристотеля. Мы не можем сейчас останавливаться на развитии этих теорий греческой философской мыслью. В данном случае нас интересует вопрос о перенесении этих идей на римскую почву и их дальнейшее развитие применительно к государственному устройству Рима.

Первым, кто приложил учение о смешанной форме к римской конституции, был Полибий. Эта попытка была результатом его преклонения перед могущественной римской державой и ее государственными институтами. По его мнению, именно благодаря этим институтам, благодаря своему государственному устройству римляне и покорили весь обитаемый мир.

Полибий, несомненно, был одним из основных источников Цицерона для первой книги трактата “О государстве”. Не случайно изложение теории смешанного государства устройства ведется устами Сципиона, в кружке которого, как известно, состоял и Полибий.

Сципион начинает свой экскурс с изложения правила, которым, по его мнению, следует руководствоваться при обсуждении любого вопроса: “Если насчет названия предмета исследования все согласны, то надо разъяснить, что именно обозначают этим названием; если насчет этого тоже согласятся, то только тогда будет дозволено приступить к беседе; ибо никогда нельзя будет понять свойства предмета исследования, если сначала не поймут, что он собой представляет”.

После этого более чем предусмотрительного замечания Сципион переходит к определению государства, т. е. res publica как res populi («дело народа»). Затем кратко излагается причина возникновения государства (врожденная потребность людей жить совместно) и дается определение его сущности (совокупность людей, связанных общностью права и интересов). После этого Сципион переходит к перечислению основных форм государственного устройства. Он отмечает три простые формы: монархия, аристократия и демократия; ни одну из этих форм он не считает совершенной. Главный и основной недостаток заключается в том, что каждая из этих форм, взятая в отдельности, не устойчива и легко вырождается в соответствующую ей извращенную форму. Так возникают круговороты сменяющих друг друга государственных форм, от чего застрахована лишь некая четвертая форма, которая как бы смешана из трех форм, названных выше.

В самом конце книги Сципион дает развернутое определение смешанного государственного устройства, причем теперь указываются его преимущества. Это устройство должно объединять элементы трех вышеназванных простых форм таким образом, “чтобы в государстве было нечто выдающееся и царственное, чтобы некая часть власти была уделена и вручена авторитету первенствующих людей, а некоторые дела были предоставлены суждению и воле народа”. Преимуществами этого смешанного устройства следует считать, во-первых, “так сказать, [великое] равенство”, во-вторых, прочность, так как нет оснований для переворота или вырождения там, где каждый прочно занимает подобающее ему место.

Таково в общих чертах учение Цицерона о наилучшем государственном строе, изложенное им устами Сципиона.

Цицерон требует от политического деятеля благоразумия, требует, чтобы в нем разум торжествовал над низменными страстями (там же), требует таких достоинств, как мудрость, справедливость, воздержность, красноречие и даже знание права и сочинений греческих авторов.

Какие же задачи призван решать этот политический деятель, в каких случаях и каким образом он должен вмешиваться в ход государственных дел? Ответ на этот вопрос содержится в одной из речей Цицерона, где он определяет свою собственную норму поведения как государственного деятеля: “Я выполнил свои обязанности консула, ничего не совершив без совета сената, ничего – без одобрения римского народа, на рострах всегда защищая курию, в сенате – народ, объединяя народ с первенствовавшими людьми, всадническое сословие – с сенатом”.

Перейдем теперь к рассмотрению последней из интересующих нас проблем – к проблеме естественного права.

Определение “истинного закона” как некоего правильного положения, соответствующего природе, распространяющегося на всех людей, постоянного и вечного, которое призывает к исполнению долга, приказывая, и отпугивает от преступления, запрещая, – дано еще в трактате “О государстве”. Начиная же свое рассуждение в диалоге “О законах”, Цицерон дает следующее определение: “Закон ...есть заложенный в природе высший разум, велящий нам совершать то, что следует совершать, и запрещающий противоположное”. Разум этот, когда он проникает в человека и укрепляется в нем, и есть закон. Следовательно, понятие права следует выводить из закона; он – “мерило права и бесправия”. Что касается писаных законов, – а обычно люди только их и считают законами, – то такое толкование практически приемлемо, однако при установлении права следует исходить из того высшего закона, который, будучи общим для всех времен, возник раньше, чем любые писаные законы, раньше, чем возникло какое бы то ни было государство.

Далее Цицерон переходит к рассмотрению законов как главной связи между людьми и божеством. “Так как лучше разума нет ничего и он присущ и человеку, и божеству, то первая связь между человеком и божеством – в разуме”. Но разум есть закон; следовательно, люди связаны с богами также и законом. А все те, кто связан между собой общими правами и законами, представляют собой единую общину (civitas). Поэтому весь мир можно рассматривать как единую общину богов и людей.

Затем следует доказательство того, что все люди похожи друг на друга и равны друг другу. “Каково бы ни было определение, даваемое человеку, оно одно действительно по отношению ко всем людям”. Это и есть достаточное доказательство в пользу того, что между людьми нет никакого различия; если бы такое различие существовало, то одно определение не охватывало бы всех людей.

И, наконец, в трактате проводится еще одна важная мысль: “Во-первых, мы снабжены и украшены как бы дарами богов; во-вторых, у людей существует лишь одно равное для всех и общее правило жизни, и все они связаны природным чувством снисходительности и благожелательности, а также и общностью права”. Таким образом, чувство социальной общности, влечение людей друг к другу тоже заложено в самой природе и тесно связано с понятием справедливости. “Справедливости вообще не существует, если она не основана на природе, а та, которая устанавливается в расчете на пользу, уничтожается из соображений другой пользы”. Более того, если не считать природу основанием права и законов, то все доблести – благородство, любовь к отчизне, чувство долга, желание служить ближнему, чувство благодарности – все это уничтожается, ибо подобные чувства возникли и могли возникнуть лишь потому, что “мы, по природе своей, склонны любить людей, а это и есть основа права”. Итак, основа права – не мнения людей, но природа, не писаные законы, созданные людьми, но природный, естественный закон, который одновременно есть высший разум, справедливость и который служит связующей нитью между людьми и богами. И только руководствуясь им, люди способны отличать право от бесправия, честное от позорного, доброе от злого и стремиться к праву и к тому, что честно и справедливо, ради самих этих доблестей. Ибо нет на свете ничего более несправедливого, чем желание награды или платы за справедливость.

* * *

Теперь мы вплотную подходим к определению основных политических лозунгов, политических позиций самого Цицерона. Ибо его политическим кредо, верность которому он сохранял на протяжении всей своей жизни и политической деятельности (но не с самого ее начала!), был лозунг “согласия сословий” (concordia ordinum или consensus bonorum omnium). Недаром во II книге диалога “О государстве” дается чрезвычайно поэтичное, даже вдохновенное сравнение гармонии в музыке и пении с гармонией сословий: “…так и государство, с чувством меры составленное путем сочетания высших, низших и средних сословий…, стройно звучит благодаря согласованию [самых несходных начал]”.

Лозунг concordia ordinum появился лишь в определенный момент политической деятельности Цицерона - в 66 г., в его речи в защиту Клуенция, появляется идея блока между сенаторами и римскими всадниками. В дальнейшем этот лозунг становится лейтмотивом почти всех политических выступлений Цицерона.

Каков же, в действительности, реальный смысл этого лозунга, который Цицерон считал возможным провозглашать и отстаивать в самых различных политических ситуациях, в самой изменчивой политической обстановке? Объективный смысл и политическая сила лозунга состояли в том, что он в условиях современной Цицерону римской действительности, в условиях напряженной борьбы политических группировок и их главарей, наконец, в условиях гражданской войны мог звучать как лозунг “надпартийный”, поднимающий над “частными” интересами и распрями, во имя интересов “отечества” в целом. Конечно, – и это достаточно известно, – понятие отечества для Цицерона отождествлялось с понятием сенатской республики, но это отнюдь не снижало политической привлекательности этого лозунга в глазах современников Цицерона. Недаром в толпе, заполнившей улицы Рима после убийства Цезаря, раздавались призывы к свободе и часто называлось имя Цицерона. Он не принадлежал к заговорщикам и ничего не сделал для свержения “тиранна”, но имя его в такой момент приобрело особое обаяние: оно было символом республики, а не той или иной “партии”; оно напоминало о благе и интересах “отечества” в целом.

Кроме того, когда мы говорим, что Цицерон был сторонником “сенатской республики” или “сенатского режима”, то это не следует понимать в том смысле, что он был выразителем интересов выродившейся сенатской олигархии, которая занимала наиболее консервативные, реакционные позиции. В его понимании “сенатская республика” – это тот строй, существовавший в “эпоху процветания”, когда с руководящей ролью сената (и магистратов) разумно сочетались элементы “демократии” (т.е. было осуществлено смешанное государственное устройство).

Таким образом, Цицерон выступает перед нами как выразитель умеренно-консервативных и “интеллигентных” кругов римского господствующего класса. Его пропагандистские лозунги concordia ordinum и consensus bonorum omnium имели достаточно четко выраженные политический смысл и направление. Учение же о наилучшем государственном устройстве (в той его части, где речь идет о смешении некоторых элементов “простых форм”), как и учение об естественном праве (в той его части, где подчеркивается идея социальной общности и естественного стремления людей друг к другу) – эти принципиальные положения служили теоретическим обоснованием пропагандистских лозунгов, которые применялись Цицероном в его политической практике.