ПСИХОЛОГИЯ ИННОВАТИВНОСТИ

А.А. Поскряков (МИФИ)

Рассмотрение идеального как “деятельной способности общественного человека” (Э.В. Ильенков) наряду с собственно философским обоснованием его социально-исторической природы предполагает исследование философско-психологических аспектов процесса становления творческой, инновативной личности, поскольку идеальное появляется именно там и тогда, где и когда появляется личность. Одной из центральных проблем психологии инновативности и является проблема теоретического и экспериментального обоснования форм и способов психологического раскрепощения творческого потенциала личности и обеспечения допустимого (в ситуативной норме) психологического комфорта для продуктивной интеллектуальной инновативной деятельности. В качестве методологического обоснования необходимости творческой свободы для инновационной активности личности могут быть рассмотрены концепция “интеллектуального дистанцирования” (или “очуждения”), а также теория аномии.

В европейской философской традиции дилемма творчества (“творения”) и внешней детерминации активности личности конституируется и как проблема соотношения свободы и необходимости. (Примечателен в этом контексте подзаголовок известной работы Н.А. Бердяева “Смысл творчества” – “Опыт оправдания человека”.) Творчество всегда есть выход за пределы нормы, стандарта, традиции, табу (“необходимости”), т.е. выход за пределы некоторой системы (функциональной, нормативной, институциональной). Но для последующего возвращения в систему, без которого “творение” всё-таки бессмысленно, необходимо если не оправдание, то во всяком случае объяснение творческой, инновативной интенции субъекта. Например, А. Менегетти в работе “Система и личность” отмечает: “Для того, чтобы достичь состояния “Я есмь”, необходимо устранить в себе систему. Ибо совокупность наших психо-эмоциональных комплексов, верность тем или иным традициям, верованиям, идеологиям, неизменность наших ролей, занятий, профессии, характера в конечном счёте представляют собой замкнутый системный контур”. До тех пор, пока индивид не устранит систему из самого себя, он должен смириться со своей одномерностью (некреативностью). Если же индивид добивается успеха в интеллектуальном дистанцировании (достигает универсального “досуга”), то он способен использовать систему и все её институции в качестве некоего интеллектуального инструмента, т.е. инноватор может достичь результата даже не новыми средствами, а лишь новым применением старых средств.

Инновативная деятельность оказывается тем более успешной, чем выше потребность в новом у личности и общества в целом. По поводу сущности этой потребности имеются различные точки зрения, в том числе и противоположные. Вольтер полагал, что если бы у человека не было потребности в новом, то мы до сих пор “лазили бы по деревьям и питались бы желудями”. Гегель также считал, что потребность в новом есть сущностная характеристика “социального человека”. Но есть и та точка зрения, согласно которой основным смыслом жизнедеятельности человека является самосохранение, поддержание своего существования именно через самоограничение, кротость. Но любая система, для которой преобладающей является ориентация на стабильность, в конечном счёте, приходит к стагнации, разрушается.

Внесистемная детерминация и будирование инновативного импульса, редуцируемого системным меньшинством, предполагает наличие своеобразных протоинституций (нормативных “ниш”), обеспечивающих внутрисистемное пространство для этого самого инновативного меньшинства (в некоторых контекстах это могут быть пассионарии, маргиналы, “агенты влияния”, диссиденты, “пятая колонна”), а именно для тех, кого именуют девиантами, т.е. субъектами как нонконформистского поведения (принципиальное, манифестируемое отклонение), так и аберрантного поведения (целесообразное, но маскируемое отклонение). На внесистемный характер направленности на новое обращали внимание ещё римляне, заметившие, что интерес к новому проявляли отнюдь не свободные граждане, а “чернь”. В.И. Вернадский однажды сказал, что “носителями нового на протяжении всей истории человечества были изгои общества”. Известна и та точка зрения, согласно которой именно ориентация на новое является причиной психо-эмоциональных стрессов и даже социальных кризисов.

Инновационное сознание, являясь сферой нестандартного (внесистемного), может быть определено как сознание, включающее в себя цели, мотивы, ориентации, психологические установки, направленные на осуществление структурной и/или функциональной, институциональной, нормативной трансформации инновационного объекта. Инновационное сознание выступает регулятором инновационного поведения. Но при этом между типами инновационного поведения (активного, нейтрального, отвергающего) и типами инновационного сознания прямой корреляции нет. Инновационное сознание характеризуется такими параметрами: а) преобладание ориентации на инновационную деятельность по сравнению со стандартной; б) наличие оценки (или шкалы) инновативности; в) устойчивая (но не чрезмерная) мотивация; г) инновационные потребности; д) инновационные замыслы.

В психологии инновативности отмечается следующая зависимость: у более опытных работников ориентация на новое ниже, чем у менее опытных (проблема “предпочтительности” дилетанта). М. Вебер отмечал, что идея дилетанта с научной точки зрения может иметь такое же значение, как и открытие специалиста. Видимо, психология инноватора должна включать в себя способность синектического “остранения”, и даже умение “прикинуться невеждой” перед другими и самим собой. Однако известно, что творческое озарение и кропотливый (системный!) труд, как правило, идут рядом. Вместе с тем, исследования креатологов показывают, что инноватор должен примириться и с тем риском, которым сопровождается всякая творческая работа: придёт вдохновение или нет?

Инновационная готовность сознания во многом зависит и от того, какие эмоциональные и мотивационные состояния та или иная проблемная ситуация вызывает у человека. Эти состояния могут влиять на эффективность инновативного поиска и на саму реализацию инновации. Известно, например, что повышение мотивации (как и ситуация неизменного психологического комфорта) приводит к повышению инновативности лишь до некоторого предела. Это подтверждает мысль о том, что инновативность (в тенденции) индетерминистична. Кроме того, как писал А. Жид, “чтобы иметь возможность свободно мыслить, надо иметь гарантию, что написанное не будет иметь последствий. Только после трапезы на сцену вызывают художника. Его функция – не насыщать, но опьянять”. В рассматриваемом нами контексте можно сказать, что инновативность (креативность), во-первых, предполагает наличие определённой “институциональной терпимости” в обществе, а во-вторых, она подчас сопровождается своеобразной избыточностью, пресыщенностью, а может быть и ненужностью, т.е. ненаказуемой внесистемностью, или “юродивостью”, которая, однако, в результирующем итоге должна быть “снята”.