К теме «Государство»
АРИСТОТЕЛЬ
Политика[1]
(Антология мировой философии. М., 1969. Т.1. С. 465-475.)
Общение вполне завершенное, состоящее из нескольких селений, образует государство. Назначение его вполне самодовлеющее: государство возникает ради потребностей жизни, но существует оно ради достижения благой жизни. Отсюда следует, что всякое государство – продукт естественного возникновения и что оно уподобляется в этом отношении первичным общениям – семье и селению; оно является завершением их.
Государство – продукт естественного развития и человек по природе своей – существо политическое (от греч. polis – город-государство с прилегающей к нему территорией); кто живет вне государства, тот или сверхчеловек, или существо, недоразвитое в нравственном отношении… То положение, что человек есть существо, причастное к государственной (здесь может быть употреблен синоним «общественной») жизни в большей степени, нежели всякого рода животные, живущие стадами, ясно из следующего: один только человек из всех живых существ одарен речью, с помощью которой он способен выражать то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и что несправедливо. Это свойство людей, отличающее их от остальных живых существ, ведет к тому, что только человек способен к чувственному восприятию таких понятий, как добро и зло, справедливость и несправедливость и т.п. А совокупность всего этого и создает основу семьи и государства.
Природа государства стоит впереди природы семьи и индивида: необходимо, чтобы целое предшествовало своей части. Уничтожь живое существо в его целом, и у него не будет ни ног, ни рук, сохранится только наименование их… Если индивид не способен вступить в общение или не чувствует потребности ни в чем, он уже не составляет элемента государства, становясь либо животным, либо божеством.
Во всех людей природа вселила стремление к государственному общению, и первый, кто это общение организовал, оказал человечеству величайшее благо. Человек, нашедший свое завершение в государстве, - совершеннейшее из творений, и, наоборот, человек, живущий вне закона и права, занимает жалчайшее место в мире. Ибо опирающееся на вооруженную силу бесправие тяжелее всего. Природа дала человеку в руки оружие – интеллектуальную и моральную силу, но он может пользоваться этим оружием и в обратную сторону; поэтому человек без нравственных устоев оказывается существом самым нечестивым и диким, низменным в своих половых и вкусовых инстинктах. Понятие справедливости связано с представлением о государстве, так как право, служащее критерием справедливости, является регулирующей нормой политического общения.
Уяснив, из каких элементов состоит государство, надлежит прежде всего поговорить об организации семьи: ведь каждое государство слагается из отдельных семей. Семья, в свою очередь состоит из элементов, совокупность которых и составляет предмет ее организации. Первоначальными и мельчайшими частями семьи являются господин и раб, муж и жена, отец и дети. Отношения между тремя указанными парными элементами можно охарактеризовать так: 1) господское (отношение господина и раба), 2) брачное (отношение мужа и жены; сожительство мужа и жены не имеет особого термина для своего обозначения) и 3) отцовское (отношение отца и детей). По мнению одних, власть господина над рабом есть своего рода наука, однородная с наукой об организации семьи, о государстве и о царской власти. Наоборот, по мнению других, самая идея о власти господина над рабом – идея противоестественная6 лишь законоположениями обусловливается различие между свободным человеком и рабом, по самой же природе никакого такого различия не существует. Поэтому-то и власть господина над рабом, как основанная на насилии, противоречит принципу справедливости.
Властвование и подчинение не только вещи необходимые, но и полезные. Уже непосредственно с момента самого рождения некоторые существа различаются в том отношении, что одни из них как бы предназначены к подчинению, другие к властвованию. Много разновидностей существует в состояниях властвования и подчинения; однако, чем выше стоят подчиненные, тем более совершенна сама власть над ними. Ведь чем выше стоит мастер, тем совершеннее и исполняемая им работа: где одна сторона властвует, а другая подчиняется, там только и может идти речь о какой-либо работе. Элемент властвования и элемент подчинения сказывается во всем, что, будучи составлено из нескольких частей, непрерывно связанных одна с другою, составляет одно целое. Это – общий закон природы, и, как таковому, ему и подчинены существа одушевленные. Всякое одушевленное существо состоит прежде всего из души и тела; душа по своей природе начало властвующее, тело – начало подчиненное…
Во всяком одушевленном существе можно усмотреть власть деспотическую (власть господина над рабом) и политическую (власть государственного мужа над гражданином). Если душа властвует над телом деспотической властью, то разум властвует над всеми нашими стремлениями политической властью. Отсюда ясно следует, сколь естественно и полезно для тела быть в подчинении у души, а для подверженной аффектам части души быть в подчинении у разума и рассудочного элемента души, и, наоборот, какой получается всегда вред при равном или обратном соотношении. Остается в силе то же самое положение и в отношении мужчины к женщине: мужчина по своей природе сильнее, женщина слабее, и вот мужчина властвует, а женщина находится в подчинении. Тот же самый принцип неминуемо должен господствовать и во всем человечестве. Те люди, которые в такой сильной степени отличаются от других людей, в какой душа отличается от тела, а человек от животного (а это бывает со всеми теми, деятельность которых заключается в применении их физических сил, и это – наилучшее, что они могут дать), - те люди по своей природе рабы; для них лучший удел быть в подчинении у деспотической власти. Рабом же по природе бывает тот, кто может принадлежать другому (он потому-то и принадлежит другому, что способен на это) и кто настолько одарен рассудком, что лишь воспринимает указания его, сам же рассудком не обладает.
Природа устроила так, что и физическая организация свободных людей отлична от физической организации рабов: у последних тело мощное, пригодное для выполнения необходимых физических трудов, свободные же люди держатся прямо и не способны для выполнения подобного рода работ; зато они пригодны для политической жизни, а эта последняя в свою очередь распределяется у них на деятельность в военное и мирное время. Случается, впрочем, зачастую и наоборот: одни свободные люди свободны только по своей физической организации, другие – только по психической. Как бы то ни было, очевидно во всяком случае, что одни люди по своей природе свободны, другие – рабы, и этим последним быть рабами и полезно, и справедливо.
Дурное применение власти не приносит пользы ни господину, ни рабу: ведь то, что полезно для части, то полезно и для целого, что полезно для тела, то полезно и для души; а раб является своего рода частью господина, как бы одушевленною и отделенною частью его тела. Поэтому между рабом и господином существует известная общность интересов и взаимное дружелюбие, раз отношения между ними покоятся на естественных началах; в том же случае, когда эти отношения регулируются не указанным образом, но основываются на законе и насилии, происходит явление обратное.
Из предыдущих рассуждений очевидно и то, что власть господина в семье, с одной стороны, и власть политического деятеля в государстве – с другой, равно как и вообще все виды власти, не тождественны: власть политического деятеля – это власть над свободными по природе, власть же господина над рабами в семье – это власть над рабами по природе. Власть господина над рабом в семье – это монархия (ибо всякая семья управляется своим господином монархически), власть же политического деятеля – это власть над людьми свободными и равными. Господином называется не тот, кто властвует на основах какой-либо науки, но тот, кто властвует в силу своих природных свойств, точно также как и раб, и свободный человек считаются таковыми в силу их природных свойств.
Наука о власти господина не заключает в себе ничего ни великого, ни возвышенного; ее задача - показать, что раб должен уметь исполнять, а господин должен уметь приказывать. И те из господ, которым дана возможность избежать этих хлопот, передают свои обязанности по надзору за рабами управляющему, сами же занимаются политикой или философией.
Так как форма государственного устроения то же самое, что и политическая система, последняя же олицетворяется верховной властью в государстве, то отсюда неизбежно следует, что эта верховная власть должна быть в руках или одного, или немногих, или большинства. И когда один ли человек, или немногие, или большинство правят, руководствуясь общественной пользой, естественно, такие формы государственного устроения суть формы правильные, а те формы, при которых имеются в виду личные интересы или одного лица, или немногих, или большинства, суть отклонения от правильных. Ведь нужно же признать одно из двух: либо лица, участвующие в государственном общении, не суть граждане, либо, если они граждане, то должны принимать участие в общей пользе. Монархическое правление, имеющее в виду общую пользу, мы обыкновенно называем царскою властью; власть немногих, но более одного – аристократией (или потому, что в данном случае правят лучшие, или потому, что правительство имеет в виду высшее благо государства и входящих в состав его элементов); а когда в интересах общей пользы правит большинство, тогда мы употребляем обозначение, общее для всех- вообще форм государственного устроения, - полития. И такое разграничение логически правильно: одно лицо или немногие могут выделяться своею добродетелью, но преуспеть во всякой добродетели для большинства – дело уже трудное; легче всего эта высшая степень совершенства может проявляться у большинства в отношении к военной доблести, так как последняя встречается именно в народной массе. Вот почему в политии наивысшая верховная власть сосредоточивается в руках военного сословия, именно пользуются этой властью лица, имеющие право владеть оружием. Отклонения от указанных правильных форм государственного устроения следующие: отклонение от царской власти – тирания, от аристократии – олигархия, от политии – демократия. В сущности тирания – та же монархическая власть, но имеющая в виду интересы одного правителя; олигархия блюдет интересы зажиточных классов; демократия – интересы неимущих классов; общей же пользы ни одна из этих отклоняющихся форм государственного устроения в виду не имеет.
Вообще повсюду причиною возмущений бывает отсутствие равенства, коль скоро это последнее оказывается несоответственным в отношении лиц, находящихся в неравном положении; ведь и пожизненная царская власть есть неравенство, коль скоро она будет проявляться над лицами, стоящими по отношению к царю в равном положении. И вот вообще для достижения равенства и поднимаются возмущения.
Равенство же бывает двоякого рода: равенство (просто) по количеству и равенство по достоинству… Вообще ошибка – стремиться провести повсюду тот и другой вид равенства с его абсолютной точки зрения. И доказательством этого служит результат такого стремления: ни одна из форм государственного устроения, основанная на принципах такого рода абсолютного равенства, не остается устойчивой… Как бы то ни было, демократический строй представляет большую безопасность и реже влечет за собою внутренние возмущения, нежели строй олигархический. В олигархиях таятся зародыши двоякого рода неурядиц: раздоры олигархов друг с другом и, кроме того, нелады их с народом; в демократиях же встречается только один вид возмущений – именно возмущение против олигархии; сам против себя народ – и это следует подчеркнуть –бунтовать не станет. Сверх того, полития, основанная на господстве среднего элемента, стоит ближе к демократии, чем к олигархии, а полития из всех упомянутых нами форм государственного строя пользуется наибольшей безопасностью.
Большинство полагает, что счастливое государство должно быть непременно большим по своим размерам. Но если даже это мнение справедливо, все же является недоумение, какое государство должно считать большим и какое небольшим. Величину государства измеряют количеством его населения; но скорее нужно обращать внимание не на количество, а на качество. Ведь и у государства есть свои задачи, а потому величайшим государством должно признавать такое, которое в состоянии выполнять эти задачи наилучшим образом… Опыт показывает, однако, как трудно, чтобы не сказать невозможно, дать правильно закономерную организацию слишком многонаселенному государству; по крайней мере мы видим, что все те государства, которые славятся прекрасной организацией, не допускают чрезмерного увеличения их народонаселения. Это ясно и на основании логических соображений: закон имеет в виду обеспечить известного рода порядок; хороший закон, очевидно, должен иметь в виду дать хороший порядок; а разве в чрезмерно большое количество может быть введен какой-нибудь порядок? Это было бы делом божественной силы, которая и в этом случае является силой, все объединяющей. Прекрасное обыкновенно находит свое воплощение в количестве и в пространстве; поэтому и то государство, в котором объединяются величина и благопорядок, должно быть считаемо наипрекраснейшим.